ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПРОТИВ КРЕСТЬЯНСТВА

По этому вопросу можно было бы подготовить целую серию лекций или написать толстую книгу. Вообще, можно сказать, что так называемый русский вопрос стоял в России давно, во всяком случае, со времён воцарения Романовых или чуть ранее – это точно.

Можно вспомнить и засилье нерусских во власти, и церковный раскол XVII века. Или вот что говорит, например, политолог К. Мяло: «Перегрузки, ложившиеся на русский народ, с течением времени возрастали. В допетровский и послепетровский периоды у него был разный статус. Русский народ продолжал нести ужасное бремя крепостного права в то время, как многие входившие в наше государство народы освобождались от податей и воинской службы. В результате накапливалась усталость, количество переходило в качество. Я смотрела данные переписи населения 1897-1898 годов. Русские (тогда они назывались православными) занимали одно из последних мест по продолжительности жизни».

Что касается послереволюционного (1917) периода, то мотивы принесения России и русских «в жертву» были очень сильны в первые годы Советской власти. Чего стоит один только образ «вязанки хвороста, брошенной в костер мировой революции»!

Тут же шел разговор о том, что русские должны вроде выплачивать дань ранее «угнетенным» окраинам, каясь за свои «национальные грехи». Обвинялась как бы вся русская нация, а не самодержавие.

С такой постановкой вопроса был не согласен, например, И. Сталин, заявляя: «Говорят нам, что нельзя обижать националов. Это совершенно правильно... Но создавать из этого новую теорию о том, что надо поставить великорусский пролетариат в положение неравноправного... – это значит сказать несообразность».

Кстати, показательно, что по мере усиления позиций Сталина в ВКП(б) все меньше разоблачали «великодержавный» русский уклон, зато все больше обращали внимания на уклоны «местные». Наконец, «русский шовинизм» практически оставили в покое.

Иосиф Виссарионович, как и все большевики, выступал за «догоняющее» развитие окраин. Но только акценты он расставлял по-иному, нежели, например, Бухарин. На XIII съезде РКП(б) в 1924 году он заявил: «Нужна действительная, систематическая, искренняя, настоящая пролетарская помощь с нашей стороны трудящимся массам отсталых в культурном и хозяйственном отношении национальностей. Необходимо, чтобы, кроме школ и языка, российский пролетариат принял все меры к тому, чтобы на окраинах, в отставших в культурном отношении республиках, – а отстали они не по своей вине, а потому, что их рассматривали раньше как источники сырья, – необходимо добиться того, чтобы в этих республиках были устроены очаги промышленности».

Именно «помощь», а не «дань» – это совсем другое дело, и тут уже заметен иной смысл. Выравнивать развитие разных регионов державы было необходимо. И не с точки зрения альтруизма, но из элементарно прагматических соображений.

В самом деле, стране предстояла индустриализация, и нельзя было допустить наличия в ней огромных регионов, сильно отстающих от Великороссии. Это было опасно хотя бы в плане военно-политическом. Так, среднеазиатские регионы подпирали Россию с юга, что делало их крайне привлекательными для разного рода внешних недоброжелателей. Это Англия могла позволить себе держать разные колонии в состоянии отсталости. Они находились от нее на существенном отдалении и были важны с точки зрения геоэкономики. Но СССР представлял собой единый территориально-пространственный комплекс. Брошенные, депрессивные регионы могли бы стать источником постоянных волнений, искусно раздуваемых извне.

Необходимость освоения Средней Азии и Казахстана стала особенно очевидной с началом Великой Отечественной войны. Там нашли убежище миллионы людей, спасавшихся от агрессора. Один Узбекистан принял миллион беженцев. Огромное значение имела и эвакуация промышленных предприятий. Только в первые три месяца войны сюда было эвакуировано 308 крупных заводов. Для эвакуации, размещения и функционирования необходимо было наличие хоть сколько-нибудь развитой инфраструктуры.

Поддержка окраин происходила во многом за счет РСФСР, но русские жили и за ее пределами. Поэтому поддержка касалась и их самих. В республиках Кавказа и Средней Азии большинство рабочих и инженеров составляли именно русские.

Однако одна и та же политика в разные исторические периоды приводит к разным последствиям. В 1930-1940-е годы нужно было развивать окраины, оказывая им всестороннюю помощь. Но в 1950-е годы ситуация изменилась. Русские создали на окраинах базу, необходимую для самостоятельного развития. Теперь можно было сворачивать помощь и требовать от республик приложения собственных усилий.

Послесталинскому руководству это показалось слишком хлопотным. Зачем что-то менять в национальной политике, когда можно и дальше использовать необъятную РСФСР? В результате поддержка окраин превратилась из временной меры в постоянную политику. Возможно, тут не стоит искать какую-то сознательную русофобию, скорее, нужно говорить о бюрократической инерции. Объективно же политика кормления окраин за счет России наносила сильный удар по русским, большинство которых все-таки проживало в РСФСР.

Факт есть факт – в СССР существовал особый, льготный бюджетный режим для Закавказья, Казахстана, Средней Азии. Так, им полагались очень высокие (порой до 100%) отчисления от налога с оборота (это был основной источник бюджетных поступлений). Кроме того, южные республики получали 100% подоходного налога с населения. А вот Россия никогда не получала более 50%. Зато из ее бюджета регулярно изымались огромные средства, которые и направлялись в республики в виде дотаций.

Диспропорции были особенно заметны в области сельского хозяйства. Закупочные цены на одну из основных, производимых в РСФСР сельскохозяйственных культур – картофель не восполняли даже затраты на его производство. В хозяйствах Нечерноземья себестоимость центнера картофеля составляла 9 руб. 61 коп., а сдавали его государству по 6 руб. 06 коп. Убыточно было также производство льна и другой производимой на территории РСФСР сельхозпродукции.

Вместе с тем цены на хлопок, рис, чай, цитрусовые и другие производимые в южных республиках культуры давали возможность их производителям получать высокие доходы. Для сравнения. Производство картофеля и цитрусовых требует почти одинаковых затрат труда, поэтому и цены на них во всем мире почти одинаковые либо различаются в два-три раза, и только в СССР это различие было 20-35-кратное: картофель стоил в 20 (по сравнению с апельсинами) или 35 (по сравнению с лимонами) раз дешевле.

При этом контроль над союзными республиками постепенно ослаблялся. При Сталине было взято за правило назначать вторым секретарем ЦК союзных компартий именно русского. Этот секретарь был чем-то вроде наместника, тщательно контролировавшего ситуацию. При Брежневе местные кланы стали почти всесильными. Таким образом, и «помощь» республикам становилась совсем уж абсурдной и более напоминала плату за лояльность.

Никуда не уйти от того факта, что РСФСР была принижена и в политическом отношении. Ее лишили многих институтов, которые имели в своем распоряжении другие республики. Так, Россия не имела своей компартии, Академии наук и т. п. И это, конечно, давало повод для обид и создавало почву для политического конфликта.

Кстати, о российской Компартии. Вопрос о ее создании поднимался задолго до начала перестройки. За РКП ратовала «ленинградская группа», руководители которой (А. Кузнецов, Н. Вознесенский. М. Родионов) были репрессированы в 1949 году. В патриотической среде принято сочувствовать «ленинградцам» и считать их «русской партией», разгромленной «антинациональной» бюрократией. При этом совершенно не просчитываются все последствия образования РКП. Вместе с ней возник бы гигантский партаппарат, равновеликий аппарату КПСС. Далее началась бы борьба между двумя могущественными центрами, которая закончилась бы развалом СССР. Собственно говоря, это мы и наблюдали в 1990-1991 годах, только тогда власть уже была не у партийных, а у государственных структур.

Дело-то было не в том, что РСФСР лишили своей компартии. Неверным был сам подход к национально-государственному строительству. По своей территории и экономическому потенциалу РСФСР превосходила все союзные республики, вместе взятые. Но ее сделали всего лишь одной из республик, искусственно принизив роль и значение этого огромного государственно-политического образования.

У русского народа были существенно ограничены возможности реализации политических прав по сравнению с нерусскими народами.

Так, составляя в 1980 г. более половины взрослого населения страны и более 60% промышленного рабочего класса, русских среди депутатов Верховных Советов союзных республик было 26%, среди депутатов Верховных Советов автономных республик – 35% и 45% – среди депутатов местных Советов. Таким образом, представительство русских в высших органах власти было в два раза ниже, чем в промышленном рабочем классе, что противоречило положению о ведущей роли промышленного рабочего класса.

Сейчас все гораздо хуже: посмотрите на национальный состав Думы или какого-нибудь комитета по делам национальностей. Русские сейчас вообще не имеют никаких прав на правовом поле – не могут создавать свои организации официально, неофициально созданные – преследуются, причем не по закону, а по беспределу.

Таким образом, вывод: в послесталинский период в СССР курс «выравнивания возможностей и прав наций» переродился в курс паразитирования нерусских наций на русской.

Особо надо сказать о диверсии против русского народа под названием «неперспективные деревни».

Это словосочетание – исключительно удачный ярлык, доблестно потрудившийся для целей разрушения сельского хозяйства в нашей стране.

Две предпосылки обеспечили его появление и закрепление. Это уничтожение МТС и введение в экономику в 1965 году как главного оценочного и планового критерия прибыли. Главенствующее положение прибыли в экономике дало возможность говорить о прибыльности и неприбыльности всего, в том числе деревень, и ввести в оборот понятие о прибыльности в перспективе. И если перспектива прибыльности, по мнению исследователей, не просматривалась, то деревня признавалась неперспективной. Таким образом, слово «неперспективная» образовали от определения неприбыльности той или иной деревни. Господствующее положение прибыли в экономике позволило этот ярлык узаконить и под его защитой начать безнаказанно разрушать. Неперспективная, значит отсталая, ненужная, невыгодная, для жизни которой не следует тратить средства. Средства и переставали на самом деле отпускать на развитие тех деревень, на которые вешался этот ярлык.

Такое положение было в принципе невозможно, пока соблюдался принцип: одна деревня – один колхоз. Тогда каждая деревня, как в определенном смысле самостоятельное, самоценное для страны хозяйство, могла за себя постоять и даже некоторые средства для этого имела. Поддерживалась и расширялась дорожная сеть, создавалась инфраструктура. Люди в каждой деревеньке, как того требовал обычай, обосновывались жить сами и готовили, обустраивали жизнь как для себя, так и для детей и внуков.

Техника МТС, в технологическом плане объединяя земли хозяйств и в то же время облегчая труд земледельца, не затрагивала или почти не затрагивала основные уклады народной жизни. То есть техника помогала людям, но не трогала и не нарушала их обычаев. Оставляла в полной неприкосновенности сложившиеся места проживания и поселения.

Оставляла в силе сложившееся, отработанное веками, наиболее продуктивное и надежное комплексное использование жителями этой местности всей территории проживания, включая даже сбор дикоросов, лечебных трав, охоту и др. Оставляла в силе знания жителей относительно способов земледелия применительно к каждому полю.

Не трогала техника при таком использовании и привычных и оправданных временем способов воспроизводства населения, включая его качество, не затрагивала народных поверий, легенд, памяти, связанных с конкретной жизнью поколений на знакомой и даже по одной этой причине любимой земле.

Одним словом, все то, что дали целые поколения оседлой жизни вместе со сложившейся, часто очень своеобразной инфраструктурой, все это оставалось в неприкосновенности, сохраняя народу духовную опору.

Поклонение прибыли помогло родить ярлык – неперспективная.

Да, технике трудно и непроизводительно работать на небольших полях малых колхозов. Техника требует простора и свободы для проявления своей производительности и эффективности. Поэтому, разогнав МТС, вскоре объявили о революции в сельском хозяйстве, в процессе которой мелкие прежде колхозы должны были слиться. Так, под разговоры о свободе и эффективности из нескольких прежде мелких хозяйств стали создавать по одному, но крупному. Появилось понятие центральной усадьбы, в которой стали создаваться лучшие по отношению к другим деревням и населенным пунктам условия, как то магазины, клубы, школы, подсобные хозяйства, дома городского типа.

Обжитая деревня объявлялась неперспективной. Кто же в ней захочет жить-то без будущего, без перспективы? И это были не только слова. Средства от хозяйственной деятельности такой деревни исправно отбирали, а вот обратно они в деревню в виде какого-то улучшения деревенской инфраструктуры не возвращались – уходили в центральную усадьбу. Теперь это стало возможным, так как потеряла деревня после слияния независимый статус в составе крупного хозяйства.

Неперспективная, значит, туда не ведется дорога, не строится в ней магазин или хотя бы ларек, и за любой мелочью люди вынуждены добираться (по бездорожью!) в центральную усадьбу. А медицинское обслуживание? Неперспективная, и не ведется в неё телефонная связь, электричество, радиотрансляционная сеть, газ, почта. И многое, многое другое обходило стороной, как прокаженную, деревню, на которую привешивали зловещий ярлык.

Вскоре такую приговоренную деревню покидали люди. И происходило это тоже как бы само собой. Сначала, как более динамичная, исчезала молодежь. Ушёл парень служить в армию и в неперспективную деревню не возвращался. Нет парней, а потому правдами и неправдами такую деревню покидали девушки, а следом старшее поколение. Теория блестяще подтвердилась на практике. Все неперспективные деревни исчезли.

Одновременно с укрупнением хозяйств и сселением деревень осуществлялось «сверхскоростное» преобразование колхозов в совхозы, против чего жестко возражал Сталин в «Экономических проблемах социализма в СССР» (1952), обоснованно считавший такую политику (то есть впервые она предлагалась в последний сталинский период!) бюрократическим экспроприаторством, опасным разбуханием госсектора, сковыванием сельской инициативы и даже поводом для антисоветских выступлений.

«Преступлением против крестьянства» назвал русский писатель и публицист Василий Белов борьбу с так называемыми неперспективными деревнями. «У нас на Вологодчине, – сетовал он в советских ещё СМИ во второй половине 1980-х, – из-за «неперспективности» прекратили существование многие тысячи деревень. А по всему северо-западу РСФСР – десятки тысяч. Вдумаемся: из 140 тысяч нечерноземных сел в том регионе предполагалось оставить лишь 29 тысяч!». Всего же осталось там к концу 1970-х, по данным статистики, около 20 тысяч деревень.

Эта политика привела к перенаселенности городов и соответственно к постоянному падению цены рабочей силы, как и квалифицированного труда в промышленности и других несельскохозяйственных отраслях.

Итог разрушительной акции под кодовым названием «неперспективная деревня» оказался великим.

Благодаря грамотному применению противником (врагами народа) понятия «прибыль» в битве под названием «неперспективная деревня», наша Родина понесла невосполнимый урон.

Из 700 тысяч российских деревень за период примерно с 1965 по 1985 г. было уничтожено 580 тысяч деревень.

Для сравнения: за годы Великой Отечественной войны в нашей стране в ходе оккупации было уничтожено, по одним источникам, 48 тысяч деревень, а по другим – 75 тысяч. И этот результат был достигнут с громадными людскими и материальными потерями со стороны агрессора, с последующим его осуждением на международном суде и казнью виновных.

А тут всё было сделано аккуратно, силами самого населения и уголовно абсолютно ненаказуемо.

Ввела в оборот великолепный по своей разрушительной силе ярлык Т. И. Заславская, академик. Возможно, с самого момента создания (1984) возглавляет институт по изучению общественного мнения, внедряя в народное хозяйство, в общественное сознание, во славу торжества мирового капитала методы гораздо более разрушительные, чем теория «неперспективных деревень».

Сергей МАСЛОВ,

председатель краевого

отделения «Русского

общества».