Возродится ли деревня

Двадцать лет я не был в Златоруновке. И вот однажды поехал поклониться родным могилам, пройтись по поселку, постоять перед зданиями школы и интерната и вспомнить наше славное довоенное  детство, игры в «чапаевцев» и лапту… Мой школьный товарищ стал моим гидом по поселку. Я попросил его провезти и по тем местам, где началась моя трудовая жизнь 10 февраля 1934 года. Это прежний Учумский овцеводческий совхоз. Сюда моя мама приехала с двумя детьми – на Сосновское отделение.

В это время земли хозяйства занимали огромное пространство: от Марьяновского разъезда – с одной стороны и вдоль железной дороги до разъезда Копьево – с другой. И на всех этих просторах паслись отары совхозных овец. С первого же дня маму поставили ухаживать за группой племенных баранов – их было сотни полторы. Они содержались в кошаре. В обязанности мамы входило кормить их, поить, чистить, убирать за ними навоз. Конечно, во всем этом я помогал ей. А весной, как только сошел снег, я стал пасти баранов на пастбище. Так началась моя работа подпаска. С восхода до заката был я с отарой в степи, чтобы заработать на питание, одежду и обувь. И закончил я свое «чабанство» 10 декабря 1941 года, чтобы на следующий день уйти в Ужурский военкомат.

Совхоз в довоенное время в основном занимался овцеводством, но много сеял и зерновых – пшеницы, овса. Огромные площади засевались и кормовыми – люцерной, тимофеевкой, пыреем бескорневищным и другими травами. Всем понятно: без хорошего корма не получишь от животных ни мяса, ни шерсти. Особенно ценилась шерсть. Из одного килограмма учумской шерсти можно наткать материи на мужской костюм, она очень ценилась ткачами.

Я восемь лет принимал участие в стрижке овец. Вид настриженной шерсти красив, она отливала нежно-лимонным цветом, и каждая шерстинка была тоньше паутинки. Помню, в 1940 году наша отара дала с каждой головы в среднем по шесть килограммов, значит – на шесть мужских костюмов.

В 1936 году приехал выпускник института зоотехник Дмитрий Васильевич Зайцев и стал улучшать породу овец, чтобы они давали и больше мяса. Не знаю, где он взял исходных особей для эксперимента, но у него получилось. В 1938 году я уже пас отару из маток и гибридных ягнят. Дмитрий Васильевич часто и подолгу ходил по отаре, что-то записывал в блокнот, просил меня поймать отдельных ягнят и пробивал им отверстие в ухе, в которое вставлял сережку. Он продолжал свою работу даже в годы войны и вывел новую породу, назвав ее «учумский меринос». Эта овца давала отличную шерсть и много мяса высокого качества. За этот труд Д. В. Зайцев был удостоен звания Героя Социалистического Труда.

Маточные отары насчитывали вместе с ягнятами до двух с половиной тысячи голов. Отары кастратов были числом поменьше – до тысячи ста голов. Порядок в хозяйстве совхоза поддерживался образцовый, правда, иногда жесткими мерами. Особенно суров был директор Иосиф Антонович Власик. Совхоз получал за каждый килограмм шерсти по 18 рублей. И бригады, получившие настриг шерсти больше плана, получали тысячные доплаты. До войны славились успехами такие чабаны, как Хренов, Алексеев, Сафьянов, Кузнецов, Минаев, которые были награждены орденами и медалями.

Как образовалось это хозяйство? Его создал московский промышленник Четвериков, купив в 1907 году три тысячи овец и около сотни баранов и отправив их в путешествие с Северного Кавказа в учумские степи самопасом. Этот путь они преодолели за три года под «руководством» управляющего Олейникова (его дом цел в Златоруновке). В собственности Четверикова это хозяйство пробыло до 1920 года. И перешло в собственность Советского государства, стало совхозом. Основанием для этого явилось постановление Совета народных комиссаров за подписью В. И. Ленина от 4 октября 1919 года. Вот какая у хозяйства интересная история.

После войны совхоз в своем развитии пошел дальше и очень успешно. К 1970 году он имел уже и большое стадо крупного рогатого скота. За успехи в производстве всех видов продукции был награжден орденом Ленина. И теперь стал племзаводом, который овец для разведения продавал хозяйствам всего Красноярского края. И учумский меринос получил широкое распространение по всему краю, где для него были природные условия.

В 1970 году в хозяйство приезжал первый секретарь Красноярского крайкома КПСС Владимир Иванович Долгих – вручать орден Ленина. И в это же время была награждена и большая группа работников, среди них – одноименным орденом – Прасковья Петровна Филонова. И мне как человеку, вложившему долю своего труда в общие успехи хозяйства, было приятно сознавать, что и я причастен к общему успеху, хотя после войны работал в нем всего месяц, а потом уехал учиться.

Во второй половине семидесятых и в начале восьмидесятых годов, когда директором работал Виктор Николаевич Стрелков, племзавод имел общую земельную площадь 37 930 га, сельхозугодий – 30 170 га, из них пашни – 22 100 гектаров. Зерновыми засевали 12 000 га. Остальная площадь занималась кормовыми культурами и пастбищами. Общее поголовье овец доходило до 28 500 голов, из них овцематок – 12 500. Племенных баранов и ярок ежегодно хозяйство продавало до 3 000 голов. Были отары, в которых настриг шерсти достигал шести килограммов в среднем с головы и даже больше. А сто старых племенных баранов – по 10 – 12 кг. Племзавод продавал пшеницу высшего качества – по 13 000 тонн, более 800 тонн мяса и по 1 630 тонн молока, по 660 центнеров шерсти в чистом виде.

Велось усиленное строительство производственных помещений. Только в 1980 – 1982 годы было построено четыре кошары из лиственничного бруса.

Многие годы племзавод получал по два – три миллиона прибыли. В 1983 году В. Н. Стрелкова перевели на другую работу, а директором племзавода назначили Гаврилова, который сразу стал набирать свою команду, главный зоотехник Зайцев вынужден был уйти на пенсию, а П. П. Филонову, заслуженного зоотехника РСФСР, Гаврилов просто уволил, так как ее должность приглянулась его супруге. И с первого же года успехи хозяйства пошли по наклонной. Гаврилов не умел и не хотел понимать душу человека, для него было важно его «я»: «я сказал», «я приказал», «уволю», «выгоню»  и так далее. А тут грянул 1991 год и дал таким, как Гаврилов, полную волю. Хозяйство совсем захирело. Вроде бы племзавод обрел новую форму, стал АО, но результат – от богатейшего хозяйства ничего не осталось. Даже названия нет. А ведь даже в условиях дикого рынка некоторые хозяйства в районе и крае выстояли и живут. К примеру, «Искра» в Ужуре, благодаря такому хозяину, как Юрий Иванович Толстиков, патриот, человек честнейшей души.

В Учуме же те земли, те луга, по которым я водил отары, опустели. Проехал я по ним и ничего не увидел. Одно поле вроде бы засеяно, но среди сорняков я не увидел, что там еще росло. На другом поле ползал одинокий трактор, готовя пар. «Куда же исчезли кошары из лиственничного бруса?» – спросил я школьного товарища. – «Гаврилов их кому-то продал».

Постояли мы у развалин кирпичного домика и пошли к озеру, где в юности по осени охотились на уток, зимой катались на коньках. Оно поросло разной растительностью, и не слышно здесь уже разноголосья водоплавающей птицы. И в других местах увидели мы только запустение.

Не знаю, сумеет ли когда-нибудь хозяйство с такой славной историей возродиться. Государство сельским хозяйством мало интересуется, а частник не особенно рвется заниматься сложной работой на земле. Ему выгоднее, скажем, поехать в лес, срубить дерево, вывезти и продать. Чистая монета в кармане.

Вот и заброшены в России десятки миллионов гектаров земли. Исчезли десятки тысяч деревень. А для пропитания народа покупают всякую падаль по всему свету.

С грустью проехал я по местам своей юности. И думал: когда я гулял со своими отарами восемь лет по просторам степи, то гордился тем, что участвую в таком важном деле. А теперь здесь ничего нет…

Новая власть породила все это жулье. Жаль, очень жаль и Учум, и всю страну. И думаю я: если срочно не заняться восстановлением сельского хозяйства, то наступит жесткий голодомор, какого в стране еще не было.

…Спасибо моему школьному товарищу, что провез меня по землям моей юности. И светлая ему память.