Как наше слово эхом отзовется

Глядя со стороны на участников политического процесса, подчас бывает весьма непросто определить их принадлежность. Даже в самом грубом приближении: на «левых» и «правых» поделить. Рыночные государственники и космополитичные патриоты – идеал и образец политика. Валентина Бибикова в этом смысле здорово проигрывает. Она просто коммунист. Без инноваций.

– Единственная роль представительной власти – согласование интересов общественных групп и оформление их в понятном и справедливом виде. В виде законов. Откуда тогда у части ваших коллег маниакальное стремление в правовое государство и постоянные обвинения в адрес избирателей в правовом нигилизме?

– Ну, функция законотворчества – не единственная у представительного органа власти. Есть, к примеру, и функция контроля. Другое дело, как они реализуются.

Вы правильно подметили, что законы должны отражать интересы общественных групп. Особенность сегодняшнего законотворчества в том, что эти интересы зачастую игнорируются, и граждане с тревогой ждут новых законов. Вроде бы только привыкнут к тем условиям, которые продиктовало государство, адаптируются, ругая, – «ан с востока снова рать», как у А. С. Пушкина. Что касается правового нигилизма – мне кажется, именно в последние двадцать лет делалось все, чтобы заставить людей не выполнять законы. Прежде всего, государство само игнорирует выполнение собственных законов. Начнем с Конституции: «Единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ». Почему же постепенно снижается порог явки на выборы, почему народ не изъявляет желания воспользоваться своим правом быть «источником власти»? Многолетняя фальсификация итогов выборов выработала устойчивую брезгливую реакцию населения на саму процедуру волеизъявления. 

Еще пример: пункт 5 статьи 55 Закона «Об образовании» гарантирует получение бесплатного отопления сельскими педагогическими работниками. Федеральные власти ни копейки не отправляют в регионы на выполнение этих гарантий, дискредитируя себя, но при этом не отвечая за нарушение закона. Приватизация – яркий пример беззаконного завладения общенародной собственностью. Валентин Распутин на встрече с президентом России выразил мысль предельно просто: «С теми бандитами, которых мы называем олигархами, надо что-то делать». Понимаете, это характеристика той самой элиты, которую сейчас презентуют как ум, честь и совесть нашей эпохи.  Поэтому когда мы говорим о правовом нигилизме, я бы остереглась обвинять народ в том, что он не законопослушен.  Так же, как в последнем выступлении Дмитрия Медведева «Россия, вперед!» меня напрягла фраза насчет того, что населению пора расставаться с патерналистскими настроениями. Наш народ обвинять в каких-то притязаниях к государству, тем более завышенных, более чем странно. За счет кого все в государстве было сделано? За счет надрыва народного прошла коллективизация, индустриализация, выиграна была война. Народ истощен был и физически, и материально. За счет кого были осуществлены послевоенные прорывы, восстановлены десятки тысяч городов и деревень, реализованы атомные проекты, и произведена практически полная реконструкция народного хозяйства? Опять за счет людей, которые ходили в кирзовых сапогах и фуфайках вплоть до начала семидесятых. И этот народ упрекать в том, что у него завышенные требования к государству, иждивенческие настроения? Людей можно обвинить только в излишнем доверии к государству – это действительно. Да и вообще заявления такого рода: «Народ, не надейся на государство», – опасны для самого государства. Ведь долг платежом красен.

– Заметьте: свою зависимость от власти чувствуют даже те, кто, собственно, всех кормит – шахтеры, нефтяники, металлурги. Они сами привыкли к тому, что деньги приносят олигархи, они благодарны им. Мы как-то плавно перешли к крепостному праву...

– Все чаще этот вопрос стал звучать, в том числе и в публицистике. Думаю, все дело в том, что изменения за последние два десятка лет происходили столь стремительно, что сознание просто не успевало перестроиться, адекватно оценить ситуацию. По себе могу судить. В Сухобузимо я живу на улице Комсомольской. В советские годы в пять-шесть утра она оживала. Машины потоком шли, комбайны, трактора, новая техника. И вдруг начинается 1992 год, утро обычного дня – но никто никуда не едет. И казалось, что так быть не должно, не может государство бросить такую отрасль, как сельское хозяйство. С этим невозможно было смириться. Но когда мы увидели, что и в городе заводы умирают, и коллективы тысячные, десятитысячные растворяются где-то в пространствах России... Думаю, психологический шок от ликвидации предприятий, неплатежей заработной платы, от того, что о тебе никто не позаботится, что ты одинок в этом мире, был той прививкой, которая заставляет людей молчать до сих пор и в шахте на глубине 800 метров, и в офисе частной и государственной компании.

– Да, но почему это распространяется на те несколько десятков тысяч людей, которые кормят сто миллионов людей и сотню олигархов?

– Изменилось государство: оно не рабоче-крестьянское, не общенародное, оно капиталистическое. Изменились ценностные ориентиры. Откройте газеты советского времени. Главный герой в них – человек труда. Каждый завод имел санатории, дома отдыха, в которых отдыхали и лечились рабочие и инженеры. Директор завода , мастер, рабочий получали квартиры в одном доме, садовые участки –  в одном дачном обществе. Сегодня же для одних – – Куршавель, для других – шесть соток. Естественно, весь бюджет края – результат труда нескольких десятков тысяч людей, которые сейчас работают в тяжелейших условиях, и от которых зависят наше благополучие, победные реляции, форумы, на которых говорят об успехах края, фейерверки. Сегодня рабочие коллективы – нечто абстрактное для власти. Вспомните встречу В.Путина в вагончике с рабочими при сдаче моста через Енисей.  Несмотря на то, что они сидели за одним столом, не покидало ощущение наличия двух разных миров. Двух разных волн. Летом я была в Дивногорске на Дне города. Местный краеведческий музей предложил горожанам уникальный проект: на набережной была поставлена увеличенная фотография митинга, посвященного сдаче ГЭС. Отчуждения гидростроителей от руководителей стройки и края, стоявших на трибуне, не ощущается. Все, кто был возле этой фотографии, пришли к выводу, что если одеть этих людей в современную одежду, то они будут отличаться от нас. У них были другие лица. Лица людей, осознавших значимость сделанного их руками, людей с высоким чувством достоинства. Я думаю, что сегодняшнее положение рабочих — неизбежный этап периода становления капиталистических отношений. Считаю, что психологически происходит внутренняя работа у каждого человека. Другое дело, что, как Высоцкий говорил, и «настоящих буйных мало». Но для настоящих буйных, мне кажется, время еще не подошло.

– Или уже прошло. Исторически мы назад движемся – к средневековью подходим.. Астрологи, алхимики...

– С этим спорить трудно. Даже возвращение Кашпировского на телеэкраны, думаю, не случайно. Его нынешнее появление я восприняла как дурной знак. Памятны времена, которые пережили люди вместе с Кашпировским в начале девяностых – включали телевизор и начинали медитировать: все будет хорошо, все вылечимся. Его второе пришествие – это как из загашников достают последний козырь и бросают. Определенно дурной знак для народа. Скажите, как может существовать оппозиция, учитывая, что у правящей партии нет идеологии, программы, а есть некий набор фраз. Уже и не на чистом русском языке... Чему оппонировать-то? Коммунистов в свое время упрекали в волюнтаризме. Соглашусь. Можно упрекать в забегании вперед, в свое время еще Плеханов говорил о преждевременности Октябрьской революции. У М. Булгакова есть замечательное произведение «Бег», так вот это слово – «бег» можно применить ко всему периоду советской истории. Мы были в постоянном беге: бежали от своей отсталости, невежества. Как говорил Сталин: нам нужно за 10 лет пробежать тот путь, который другие страны прошли за сто. И вот этот бег загонял очень многих. Илья Эренбург говорил: «Одним эпоха давала крылья, других она уничтожала». Касаясь нынешней правящей партии, проблемы ее порождены обстоятельствами противоположными. У коммунистов главная идея коммунизма, нравится она кому-то или нет, а дело в том, что идеи не ветшают, как платье, они имеют свойство постоянно быть в головах. Не случайно Маркс говорил, что самая неприступная крепость - это человеческий череп. У сегодняшней правящей партии такой идеи, пусть и не поддерживаемой всеми, просто нет. Идеи, которая могла бы подвергаться сомнению, остракизму в одних слоях, поддержке – в других, – ведь и коммунистические идеи не у всех встречали одобрение. Такой идеи: куда идти, к какой точке, к какому свету в конце тоннеля – обществу не предлагают. Капитализм даже со ста сортами колбасы – слишком ветхая идея. Это как вдову рядить в невесту. Но и без официально оформленной идеи правящая партия легально проводит капиталистический курс.  Всячески дискредитируя классовый подход в формировании политики Советского государства, она на деле четко проводит классовую линию по поддержке олигархического капитала. События последнего года – яркое тому подтверждение. Спасение банков, а не промышленности за счет государственных средств, перекладывание тяжести кризиса на плечи народа повышением цен на тарифы, продукты, услуги в условиях замораживания заработной платы – приоритет, одобренный правящей партией. На словах о социальной составляющей бюджета, сладкоречье о стабильности, а на деле – затягивание поясов у народа. Вот этим делам и оппонирует оппозиция.

– Может быть, дело в том, что при возникновении хотя бы одной конкретной точки отсчета легко будет проверить: куда и зачем мы идем?

– Да, это очевидно. Пройденный путь, скорость, расстояние и направление.  Был некий «План Путина». Сейчас никто о нем не вспоминает.  Вероятно, такие естественные для капиталистической экономики ситуации, как кризис, там не предусматривались. Для такой страны, для амбиций «победы» хотелось бы все таки что-то посолидней, с выкладками. Но плана развития России нет, нет плана социально-экономического развития и на уровне региона.  Возвращаясь к теме оппозиции. Я много размышляла об этом, и хочу сказать, что мы способны влиять на ход событий. Наверное, это звучит амбициозно. Ведь сегодня все мерится итогами голосований. Однако, это внешняя оценка. Коммунистов в партийной организации края 5 тысяч, а поддерживает нас во время выборов намного большее число красноярцев. Это люди, которые не ходят на митинги, не публикуются в печати, но разделяют нашу идеологию. И те, кто сегодня в большинстве, не могут не понимать слова, ставшие формулой: «Как наше слово эхом отзовется». И хоть коммунисту не пристало делать комплименты представителям правящей партии, думаю, что это заставляет их быть более осторожными в своих действиях.  Коммунисты должны быть во власти. Это очень важно для того, чтобы выстраивать систему сдержек для правящего большинства.  Важно и для того, чтобы сохранить партию. Как инструмент. И условие. Сегодня, может быть, она не востребована большинством общества, но придут новые люди в партию, новые лидеры; идеи, которые проводились и провозглашались ею, не могут быть невостребованными обществом в перспективе. Поэтому наша задача – сохранить партию.

– Сохранить партию – но какой ценой? Та ли это будет партия, после того как на протяжении долгого времени все участники процесса играют один политический фарс? Вступили бы все в «Единую Россию» – глядишь, и ей проще будет побеждать, и нас на дольше хватит.

– Побеждать тогда кого: собственный народ? Думаю, ваше предложение всем вступить в «Единую Россию» несколько экстравагантно, ведь есть другие соображения: всем уйти из власти. Сто лет назад подобная дискуссия уже имела место. В первую Государственную думу выборы бойкотировали, но позднее Ленин оценил возможности легальной работы. Партия не может находиться в подполье бесконечно. Партия должна быть во власти. В противном случае – отряд не заметит потери бойца.

– Однако, участвуя в предложенной вам постановке, партия теряет сущность. Репутация убывает с каждыми последующими выборами...

– Не могу с последним тезисом согласиться, так как о выборах мы уже с вами говорили. Большинство населения не ходит на выборы не потому, что у него нет политических предпочтений, а потому, что люди уверены в фальсификации итогов: зачем ходить, «там все решили». Что касается сущности партии, то партия начала XXI века, естественно, отличается от партии начала ХХ века. Наша партия формировалась как партия революционного типа, и, пожалуй, она единственная политическая структура в стране, которая не отказывается от своего прошлого. В отличие от государства. Если государство подвергает ревизии не только негативные этапы в своей истории, но и победы, то у такого государства вместе с его правящим слоем нет будущего. Тем более, что уже пришло время давать оценку новейшей истории государства Российского. Свои вопросом вы хотите выяснить — есть ли будущее у нашей партии? Уверена, что есть. Два десятка лет постоянных изобличений, разоблачений, дискредитаций не вытеснили нашу партию с политического поля России. Хотя за это время создавались партии, которые пользовались административной поддержкой государства, финансовым обеспечением олигархов, информационным курсом. Однако где они: ПРЕСС, «Наш дом – Россия», «Кедр», зелёные, правые, левые, ультралевые? Из них власть устраивала толчею, тусовку на оппозиционном поле, чтобы сбить с толку население, распылить его, разъединить. Да, нужно признать, что это удалось. Но, думаю, это временное явление. Что касается ваших слов об участии в «постановке», возможно, со стороны это так и смотрится. Но, уверяю, в этой «постановке» мы не декорация. Да, мы не можем находиться в том состоянии, когда оппозиция по самому своему определению против всего, что предлагает власть. Мы не можем исповедовать этот принцип, хотя бы потому, что КПРФ всегда была партией государственников, и мы прекрасно понимаем, что бесконечное торпедирование, раскачивание ситуации изнутри приводит к ослаблению России в целом. А вот это совершенно неприемлемо для нас, хотя одни оппоненты именно этого и хотят, а другие пытаются внедрить в сознание людей , что мы исповедуем принцип «Чем хуже, тем лучше». У меня иногда возникает ощущение, что своей политикой именно партия власти исповедует этот принцип. Уже никто не станет спорить с тем, что разрушение КПСС было способом ослабления России. Коммунистическая партия была тем стержнем, который позволял сохранять единое пространство, единый народ, единое государство. Стержень вынули – развалилась вся конструкция. Замены не создали. Уверения в некой вертикали власти – это из серии гипноза или некое красивое платье из сказки о голом короле. Когда мы говорим о компартии, нужно понимать, что на протяжении десятков лет она была правящей, и эта доминантна, ответственность за страну и население осталась. Иногда приходится жертвовать политической популярностью ради интересов страны. На самом деле, мы ограничены в своих действиях именно этой ответственностью.

– Вы понимаете, что происходит. Вы знаете, что на самом деле нужно делать. Парадокс в том, что оппозиция несет ответственность, власть – нет.

 – Вообще, быть в этой системе государственной власти и не говорить ни слова, знать, но молчать – это уже безнравственно. И даже не с политической точки зрения. Я бываю в коллективах, вижу, как не молчат учителя, не молчат врачи. Они нуждаются в том, чтобы кто-то за них сказал, кто-то смел и мог сказать в защиту людей. Даже если они не разделяют наших идеологических установок, наша манера их не устраивает – но осознание того, что есть люди, которые способны высказать иную точку зрения, это тоже важно для людей. Бесконечное затыкание ртов, подавление иной точки зрения очень опасно. Люди должны иметь возможность выражать свою точку зрения. До бесконечности эта пружина закручиваться не может. И если сегодня есть оппозиция, она обязана высказывать другую точку зрения. Невзирая на раздражение, недовольство. Те, кто пришли к власти, должны понимать: мы обязаны говорить.

– Когда нынешняя элита поймет, что в этой стране больше ничего не осталось, пора уезжать – хватит ли времени и людей, чтобы подобрать власть?

– Боюсь, вопрос покажется более серьезным, чем мой ответ. В начале войны правительство Польши улетело в Англию с золотым запасом, да еще претендовало на влияние в послевоенном мироустройстве; Петэн покинул Париж и отправился на юг Франции, делая вид, что он чем-то там правит.. Можно и другие примеры привести предательского отношения правителей к своим народам во время войны... Мне казалось, что в нашем государстве это невозможно.  И вообще, марионеточные правительства –  это для Зимбабве, Эфиопии, для Латинской Америки. Но сегодня я вижу, что большая государственная политика полностью строится по чужим лекалам, она не имеет точек соприкосновения с нашими государственными интересами. Проводится, например, разрушительная реформа армии, ругают Сердюкова, и никто не называет имени главнокомандующего. Время от времени допускаются какие-то показные выступления: кто больше за Родину, за народ. Но эти спектакли никакими практическими действиями не подкрепляются.  Да, нельзя исключать и такого варианта развития событий, о котором Вы говорите. Ведь все держится на сырье.

– Кто в состоянии подхватить власть? С голодным, отученным делать что-либо полезное населением?

– Пожалуй, корень проблем именно в этом –  насильственной деградации населения. Нет нужды в специалистах, профессионалах. Мы подходим к черте, за которой начинается распад. Тем не менее, я уверена, что в стране есть люди, которые реально способны оценить ситуацию, меру своей ответственности, ответственность за будущее, которое ожидает детей и внуков. В 1917 году тоже все обваливалось, и казалось, что падение не остановить. Пережили все, в том числе и саботаж чиновников, и нашли им замену. Больше всего беспокоит безобразное отношение к квалифицированным рабочим, квалифицированным специалистам. Я читала воспоминания американского летчика о встрече на Одере с нашими войсками.  Американец залез в наш штурмовик и его поразила грубая работа: как будто в кузнице сработан. Между тем, это была одна из лучших машин того времени, ее высоко оценивали наши противники. Просто конструкторы понимали, что уровень квалификации рабочей силы крайней низок, и они убрали все лишнее. Все работало на функциональность. Жизнь самолета была короткой, все подчинялось одной задаче: поражать цели, сохранять боеспособность. Современные самолеты так, как раньше, не сделаешь, на поток не поставишь –  их некому будет делать. Даже если будут разработки, конструкторы, технологические условия не позволят использовать труд неквалифицированных людей. Не смогут встать к станку подростки и женщины. И летчиков не подготовишь на краткосрочных курсах.  Не случайно раньше квалифицированные токари получали зарплату с тремя нулями, это была элита, они могли лучше инженера разобраться в любых чертежах, и, мне кажется, самая большая потеря государства в этом. У нас постоянно говорят об инновационных технологиях, потере интеллектуального потенциала, но мне кажется, это опять лукавство. Во всем должна быть системная, государственная политика: ставится задача, изыскиваются ресурсы, заново выстраиваются технологические цепочки, и должны быть те, кто несет персональную ответственность за результат. Без этого разговоры об инновациях –  пустая болтовня.

В шестидесятые годы на одном комсомольском собрании представитель крайкома партии произнес фразу, которая меня поначалу обидела, но сейчас я все больше нахожу в ней ответ: что произошло с нашим поколением, поколением тех, кто родился после войны, и чьими руками было разрушено наше государство. Он сказал тогда: вы поколение, не знающее классовой борьбы. Вы – поколение, которое не знало войны. И вам сложно оценить время, в которое вы живете, потому что ваши родители сделали все для того, чтобы вы жили иначе, чем они. Я была возмущена, почему нас противопоставляли тому поколению? Мы были воспитаны на безусловном уважении к поколению фронтовиков, тогда их было много, они еще трудились, а нам говорят: вы не такие. Как ушат холодной воды. Сегодня мы должны думать: а что ждет вот это, новое поколение? Какие бы слова сказал тот товарищ о нынешней молодежи? Они уже тогда, в семидесятые годы, видели эти риски, но не смогли развернуть идеологическую машину, изменить ситуацию. Да, пытались – и для этого организовывались громадные стройки, БАМ, например. Но не успели. Наша юность была спокойной, нас не втягивали в политику. На одном из партийных съездов дали оценку молодежи: «политически инфантильна». И не ошиблись. До сих пор наше поколение политически инфантильно. Только поставить диагноз –  это полдела. Решений, что делать, кроме как бороться со стилягами и фарцовщиками, не нашли. Поэтому, когда пытаются делать комплимент в адрес молодежи, какая она прекрасная, просто потому, что она есть, – это заигрывание.  Это потому, что сказать больше нечего. Что же касается ответа на ваш вопрос, думаю, что это будут патриотические консолидированные силы; одной партии, даже очень сильной, в тех условиях, которые Вы моделируете, сохранить Россию будет невозможно. Собственно, так было и в 1917 году.

Пресс-служба Красноярского крайкома КПРФ.