Северная специфика

Когда мы только познакомились с Г. РАДАЕВЫМ, я заметила: «Геннадий Степанович, для своих 80-ти вы замечательно выглядите!», а он в ответ пошутил: «Да вот, работал всю жизнь на северах, промерз весь – хорошо сохранился». Действительно, только на Таймыре он проработал первым секретарем окружкома девять лет…

– Вы были первым секретарем Таймырского окружкома партии. Расскажите поподробнее об этом времени, место-то довольно интересное и необычное.

– В восьмидесятом году я работал в крайкоме партии, меня вызвал первый секретарь крайкома Павел Стефанович Федирко и говорит о том, что надо ехать на Север, на Таймыр, и принимать окружную партийную организацию.

– А в каком состоянии она тогда была?

– Трудно сказать, но надо было многое там делать. Меня почему и направили, мы ведь вместе с Федирко работали в Игарке, я был вторым секретарем, а он – первым. И вот Павел Стефанович мне говорит: «опыт работы с Севером у тебя есть, вот езжай и работай». Конечно, мне не хотелось. Мне тогда было уже 50 лет. Я говорил, что в таком возрасте как я туда поеду работать? А он мне: «Ну ничего, года три поработаешь, а потом – видно будет». Ну вот я проработал там девять лет. Вместо трех. 

– В общем-то, нет.

– Вот вы говорите «опыт работы на Северах». А расскажите об этой специфике.

– Там складывается такой коллектив, которого здесь никогда быть не может. Народ прекраснейший. Если ты что-то пообещал и не сделал, тебе доверять уже не будут. Потому что все там знают, в каких условиях идет работа, поэтому друг другу каждый помогает. Нет такого, чтобы кто-то кому-то отказал. Я могу привести пример по Игарке. Прислали нам нового начальника порта. Он получил новый бульдозер. А была очень сильная пурга, и все дороги замело. Директор рыбозавода звонит мне и говорит: «Вот появился начальник порта, вы ему расскажите, как он должен жить у нас в городе». Я его пригласил, спрашиваю, чего ж ты, мол, не даешь бульдозер, чтобы дороги расчистить? Он говорит, поломался. Я отвечаю: «Не ври, все знают, что он исправен. Ты должен помочь». Я ему рассказал про нашу взаимовыручку. Он все понял, и никаких вопросов больше не возникало.

– Да. Общий язык находили. Но и каждый ведь сам понимал, что это надо. Вот вы представьте, в Красноярске снег небольшой выпадет, и уже – все, кругом ни проехать, ни пройти. А у нас какие пурги! Если идет пурга, то вся очистительная техника выходит и работает. Ночью. К утру уже все расчищено.

– Одна моя подруга с Северов рассказывала, что у них в свое время была очень тяжелая ситуация с продовольствием. А у вас как дела обстояли с обеспечением?

– Обеспечение у нас было лучшее! Севера обеспечивались очень хорошо. Когда я еще в Игарке работал, был у нас «Североторг», и возглавлял его такой Блоха, в Москве. Вот приедешь к нему, и он все вопросы с продовольствием решит. Нам никогда не отказывали. А вот в Дудинке помимо «Северторга» был еще «Норильскторг», тоже нас обеспечивали.

Когда я приехал на Таймыр, то первым делом решил ознакомиться с поселками. Проехался по всем районам Таймыра. Посмотрел – плохо дело. Нет света. Секретари райкомов партии, председатели исполкомов и сельсоветов собрались на совещание и решали, как давать свет. Это была наша первая задача. Потому что, в какой поселок не приедешь – одни и те же просьбы: нам надо ламповые стекла и керосин… За первый год мне удалось найти ламповые стекла. В Гусь-Хрустальном. Нам тогда отправили их два самолета. Мы вместе с руководителями предприятий договорились, что совхозы это дело не потянут, нужно, чтобы руководители предприятий и организаций оказали шефскую помощь и построили во всех поселках электростанции.

Первое время пришлось просить в Норильске эти станции. У них маленьких тоже не было. Поехали мы в Москву, и нам там удалось договориться и получить 24 чешских электростанций. И начали строить. В течение двух лет во всех поселках был свет. Теперь надо было строить жилье. А для этого нужен лес. Нам Красноярск выделял пиломатериала всего-навсего на две тысячи квадратных метров. Его направляли в Хатангу. А наши совхозы в период паводка ловили на реке бревна, которые уплывали у леспромхозов. И вот мы много таких наловили, но пилорам-то не было. Поехал я в Красноярск к начальнику управления сельского хозяйства, и он нам выдел 10 пилорам из 20, которые пришли на край. Стали пилить лес, строить жилье, фельдшерские пункты, детские садики, школы. Мы осваивали деньги, которые нам давали, в течение пяти-шести месяцев. Потом приезжали в Красноярск, и снова начинали просить средства. Так как мы их быстро осваивали, деньги нам давали. В конечном итоге, если мы раньше строили полторы тысячи «квадратов» жилья, то стали строить четыре, шесть, восемь, а потом и десять…

– Да. После того как появился свет, встала необходимость давать во все поселки телевидение. Опять я приехал в Красноярск к директору радиозавода, попросил дать нам спутниковые телевизионные установки. Дал. И в каждом поселке, где было электричество, появилось телевидение. Дальше понадобились телевизоры. Стали завозить. Да и после появления электричества народ стал просить сложную бытовую технику: холодильники, пылесосы, стиральные машины. Одно за другим потихоньку цеплялось…

Стали строить хорошие большие клубы. Они были хорошо оборудованы. При мне появилось три таких хороших клуба. В одном все просили кресла. И мы ставили их, стоили кресла по 260 рублей за каждое. Нам все директора говорили, мол, зачем это надо, они и недели не простоят – люди в грязной одежде будут садиться. Но ничего подобного, те, кто в грязной одежде, сидели на ступеньках.

У нас были очень хорошие руководители, мы их называли «наши шефы». Они все делали для того, чтобы людям лучше было. Вот, например, в Хатанге начальник нефтеразведочной экспедиции для своего коллектива построил птичник, свинарник и коровник, и обеспечил своих работников и жителей поселка свежими продуктами. А начальник полярной экспедиции сделал хорошую оранжерею. Выращивал женщинам цветы к Восьмому марта и огурцы для всей Хатанги. Начальник порта построил птичник, ему разрешили завести туда немецкое оборудование. Это была птицеферма. Очень хорошо помогали работники крайкома партии. В совхозе Северный построили электростанцию, маленький лесозавод, котельные.

После того, как мы решили вопрос со светом, стали решать вопрос по теплу. Но тут у нас ничего не получилось: мы котельные построили в шести поселках, но нам не дали (нигде мы не могли добиться) трубы. И сейчас, наверное, эти котельные стоят. Не было и бань, люди мылись в тазиках. Стали строить бани. В одном поселке недалеко от Дудинки мы открыли прекрасный детский садик. Он получился не хуже, чем в Красноярске: там были и спальни, и игровая комната, и столовая – для каждой группы. Поставили котельные.

Госстрой нам разрешил в порядке эксперимента построить деревянные двух- и четырехквартирные дома. Туда уже дали водяное отопление. Дали его и в Дом культуры. Там же баню сделали хорошую, быткомбинат. Дорогу уложили бетонными плитами. Дали свет по улицам. Поставили две хорошие электростанции. Конечно, в Дудинке мы своими силами почти ничего не строили. Хотя за девять лет там выросла практически вторая Дудинка. Но построил это все Норильский комбинат. Единственное, мы у них всегда выбивали, чтобы нижние этажи домов отдавали под детский сад, магазин, аптеку, оптику, кафе или столовую. Построили плавательный бассейн. Но ту особый разговор. Я был на XXVI съезде партии в 1981 году. И от нашей делегации был избран Исаев – первый заместитель председателя Совета Министров СССР. Я на совещании сел с ним рядом и стал ему рассказывать, что наши ребята, которые идут в армию, плавать не умеют, хотя и живут на Енисее (самая высокая температура воды там всего + 4 градуса); ребятишки, которые едут в пионерские лагеря, не умеют плавать в речке или в бассейне… Вполне могут утонуть. Исаев говорит, что они не имеют право разрешить строительство бассейна. Потому что есть запрещающее постановление. На следующий день я стал председателя исполкома партии крайсовета просить сесть рядышком и с двух сторон его обрабатывать. В конце концов, мы его уломали. На третий день он пришел и сказал: «Ладно, нашли мы зацепку, будете вы строить у себя плавательный бассейн». И как в то время все оперативно решалось! Я приехал со съезда, и ко мне уже приходит председатель «Стройбанка» и показывает телеграмму, разрешающую строительство бассейна, деньги к тому времени были уже полностью отпущены.

Я хочу подвести черту под всей нашей работой за девять лет. Когда я приехал в поселок Жданиха в начале своей работы, в клубе был холод, чтобы не обвалился потолок, были поставлены подпорки. Народ тогда просил только керосин и ламповое стекло – все, больше ни одного вопроса. Когда я уезжал, в этом же поселке была электростанция, все было хорошо и красиво. И уже тогда люди жаловались на другие вопросы: мебели нам не завозите, сложную бытовую технику не завозите, а оленеводы просили переносные телевизионные установки. Вот что было, и что стало. Я считаю, что это показатель, это результат нашей работы.

– Геннадий Степанович, а расскажите, где и кем еще вам приходилось работать в жизни?

– Я окончил пединститут. По распределению нас старались отправить по самым отдавленным точкам. Меня вызвали и говорят, дескать, вот ты спортсмен, давай-ка поедешь в Бухту Кожевникова. А это на Таймыре, самый отдаленный поселок. Мы уже собрались, получили подъемные, а потом мне говорят, не поедешь в бухту Кожевникова, поедешь в Минусинск. Так я начал работать в Минусинске. Потом переехал к моим родителям, которые были уже старенькие, в Канск. Там стал работать в горно-геологическом техникуме преподавателем. В первый же год меня избрали секретарем комитета комсомола, а потом и секретарем горкома комсомола. Далее я пошел на партийную работу: был заведующим орготделом в Канске, потом – вторым и первым секретарем Игарского горкома. Из Игарки я переехал в Красноярск, где работал в крайкоме партии. А потом вот меня направили на Таймыр.  

– Первого ноября вам исполняется 80 лет. Как планируете отмечать юбилей?

– С семьей будем праздновать

– А помните, как отмечали свое 40-летие?

– Я отмечал 40-летие в Игарке. Тоже с семьей, с друзьями. 50-летие я справлял в Карловых Варах, где лечил язву. 60 лет я праздновал уже здесь, в Красноярске.

– Сейчас вы на пенсии. Но и по сей день вы – активный коммунист?

– Да, я с первого дня, как приехал сюда, встал на учет и продолжал работать в нашей первичной парторганизации. И работаю сейчас, несмотря на возраст.