Незабываемые дни

Наш собеседник – бывший первый секретарь крайкома КПСС, а ныне – председатель совета старейшин при крайкоме КПРФ Геннадий Петрович КАЗЬМИН.

– Геннадий Петрович, для сибиряков-красноярцев нынешний год –  юбилейный вдвойне. Нынче исполняется 50 лет начала освоения целинных и залежных земель. В этом грандиозном проекте принял участие и Красноярский край. А Ваша биография в крае начиналась именно с целины…

– Да, целина стала подвигом миллионов советских людей. Она дала мощный толчок развитию сельского хозяйства, прогрессивных технологий. Некоторые из них тогда применялись только за рубежом, а иные нашли применение впервые. В важном для страны деле откликнулись участвовать миллионы молодых людей.

Мы, как говорится, под козырёк! И вот в составе одной из групп – наша насчитывала 17 человек –  прибыли в Красноярск.

Уже в Крайзо получил направление в Миндерлинскую МТС, в распоряжение директора, которым оказалась женщина по фамилии Л. Л. Раковская. Сюда она попала из Норильска, где отбывала наказание по 58-й политической статье и позже работала управляющим трестом строймеханизации. Когда был объявлен призыв 30-тысячников на подъем села, она откликнулась и приехала в Миндерлу. Очень талантливый человек!

– Ей эту статью уже не припоминали?

– Она была реабилитирована в 1953 году, восстановилась в партии. Мне предложили должность участкового механика – работа разъездная. Мы осваивали новые земли на территории 26 колхозов, которые обслуживала наша МТС. Надо отметить, что ЦК КПСС, правительство, министерство сельского хозяйства уделяли серьёзное внимание развитию села и освоению целинных и залежных земель. На этот участок было направлено десятки тысяч тракторов, комбайнов, другой сельхозтехники. На призыв партии и правительства откликнулись тысячи юношей и девушек.

Результаты не замедлили сказаться: в крае было освоено два с лишним миллиона гектар новых земель. И если в предвоенном  1940 году в крае было 2 с небольшим миллиона гектаров пашни, то в 1957-1958 годах мы имели 4, 5 миллиона гектаров.  Надо сказать, государственные средства, вложенные в организацию целинных хозяйств края, быстро окупились. Например, целинный совхоз «Борец» за четыре года сдал государству продукции на 11 миллионов рублей больше затраченных на организацию совхоза средств.

В моей судьбе целина оставила заметный след. Горжусь тем, что в числе первых был награжден медалью «За освоение целинных и залежных земель». Мне по душе была эта работа. Мы корчевали кустарники, осваивали залежи, болотистые места. В своём колхозе  мы в два с лишним раза увеличили пашню.

В 1957 году я был избран первым секретарём райкома комсомола. В 1958 году по примеру партийных и комсомольских организаций Казахстана в крае зародилось движение: партийных и комсомольских работников, имеющих сельскохозяйственное образование, направлять на работу председателями колхозов. По рекомендации крайкома комсомола бюро Сухобузимского райкома КПСС направило меня – а мне тогда было всего 24 года! – председателем колхоза.

– Таких молодых, наверное, тогда надо было поискать!

– Да, я был самым молодым. Вообще, я и первым секретарем райкома КПСС был самым молодым. Не только в крае – в Союзе! Мне было 28 лет, когда в декабре 1962 года избрали первым секретарём райкома партии. Когда в Кремлёвском дворце съездов проходило Всесоюзное совещание работников сельского хозяйства, Н. С. Хрущев в своем выступлении сказал: «У нас в зале находятся старейшина – первый секретарь Красногвардейского райкома партии Краснодарского края, Герой Социалистического труда и самый молодой – первый секретарь Уярского райкома партии Красноярского края. Вот такая у нас преемственность!»

– Но целина, наверное, была серьёзным испытанием?

– Да. Из 17 человек, что приехали в край, остались только двое. Остальные вернулись домой. Кого-то Сибирь напугала: морозами, отдалённостью. Но многие целинники, которые приехали в край, остались и внесли огромный вклад в развитие сельского хозяйства. На знамени края – три ордена. Один из них –  орден Ленина вручён указом от 23 октября 1956 года за целинные успехи. Надо напомнить, что более 5500 работников сельского хозяйства были награждены орденами и медалями СССР, а 10 из них стали Героями Социалистического Труда.

Государство не жалело средств и ресурсов на поддержку целинного проекта. Например, только Краснотуранский район в 1954-1955 годах получил 99 тракторов, 144 комбайна, 61 автомобиль, много другого аналогичного оборудования для других районов.

Освоение целинных земель в крае стало толчком к массовой электрификации села – к 1958 году было завершено строительство сельских высоковольтных линий.

Селу требовалась новая, производительная и надежная техника.  В создании новой модификации комбайна С-4М приняли участие «Сибтяжмаш», «Красмаш», судостроительный завод, завод телевизоров, которые освоили производство узлов нового комбайна. В итоге за 1956 год с конвейера Красноярского завода комбайнов сошло 7926 комбайнов С-4М, а всего за 1956-1958 годы общий выпуск составил без малого 30 тысяч комбайнов! Сравните эти масштабы с той «заботой» о селе, которую проявляют нынешние власти. 

– С таким парком машин надо было как-то управляться…

– К этому времени в крае к уже имеющимся 110 было создано дополнительно 112 машинно-тракторных станций (МТС). Но с течением времени колхозы начали преобразовываться в совхозы. Такие преобразования были оправданы. Развивался процесс индустриализации, механизации и электрификации сельскохозяйственного производства, внедрялись прогрессивные технологии. Хотя тут можно и поспорить. Для государства колхозы были выгоднее. Но надо учесть и то, что совхоз – более мобильная, более дисциплинированная и организованная форма производства, позволяющая более интенсивно вести дело.

Колхозы в Сухобузимском районе  были полностью упразднены, им на смену пришли совхозы. В одноме из них –  «Миндерлинском» я работал главным инженером. Потом на базе этого хозяйства были созданы три совхоза: «Миндерлинский», «Шилинский» и «Сухобузимский».

Надо сказать, что и урожайность в эти годы повысилась.

– Геннадий Петрович, можно подробнее рассказать об опыте МТС. Сейчас поговаривают о возвращении к этой форме…

– МТС создавались в конце тридцатых – начале сороковых годов. Эта форма была оправданна и полностью выполнила предназначение. Техники было мало, и ставилась задача, чтобы она использовалась с максимальной нагрузкой. В колхозах с кадрами было неважно. Из специалистов – только председатель, бригадир, бухгалтер, завфермой. И всё! Машинно-тракторные станции привлекали квалифицированные кадры, концентрировали технику, которая использовалась эффективно. Вот, скажем, в колхозе  трактор работает месяц, максимум – два. В МТС техника была задействована практически круглый год и с полной загрузкой, зарабатывала деньги. Да и колхозу содержать технику было накладно – выгоднее воспользоваться услугами МТС.

В свое время МТС были ликвидированы по всему Союзу, и это стало крупной ошибкой. Ну разделили всем сёстрам по серьгам, и что? Каждый сел на свой мешок: «Этой мой трактор и всё тут! Никому не дам!»

Потерялась сила единого мощного кулака, сила мобильности –  как раз то, что требовалось в ситуации, когда одно хозяйство завершило уборку, другому требуется помощь, а поля третьего прихватил снег… Начинаются диалоги: дам технику, не дам… Теряется драгоценное время. При МТС такого не могло быть.

Одним из аргументов против МТС были якобы неоправданно высокие расценки за услуги. Неправда! Колхозам была выгодна сложившаяся практика. Думаю, рано или поздно, особенно в условиях нынешнего кризиса, мы вернемся к советскому опыту МТС. В составе сельскохозяйственной делегации я был в поездке по Германии. Это было в шестидесятые годы. Нечто очень напоминающее МТС тогда было у немцев. Несколько фермеров объединялись в кооператив и создавали ядро техники. Она работала на каждого фермера. Зачем одиночке держать трактор? Пусть он работает на десятерых!

– Потом в Вашей жизни наступил период, когда изменились масштабы работы…

– Я приехал в край из Белгородской области, которая выделилась из состава Курской. В свое время часть нынешней Белгородской входила в состав Воронежской. Знаю, как там шли дела, и мне есть что с чем сравнить. И когда я приехал в Красноярск, я просто был поражен масштабами региона, его оснащённостью. Мне сразу понравился сибирский климат. Сибирь дружески приняла меня в свои объятия и я сказал себе: «Никуда теперь отсюда не уеду!». Это желание крепло потом все больше и больше, когда узнавал о развитии края и его перспективах. В пятидесятые годы индустриализация края шла полным ходом, но надо напомнить, что мощный толчок к этому был дан в первые годы Великой Отечественной войны, когда на берега Енисея из западных областей СССР были эвакуированы десятки промышленных предприятий. К тому же и природные запасы на территории края давали повод для развития производительных сил. В то время СМИ часто рассказывали о работе наших геологов.

У них было много работы: край был просто сказочно богат на полезные ископаемые. Никаких громких слов не надо: в край со всех уголков Союза приезжали тысячи юношей и девушек. Они, как и я, были просто очарованы красотой и мощью Сибирской земли, настоящим и будущим Красноярья, гордились тем, что живут и работают здесь. Гордились тем, что стали не только свидетелями, но и участниками великих свершений.

Начинались изыскательские работы на месте будущей Красноярской ГЭС, которая даст новый толчок развитию производительных сил. Мы знали, что это будет  нечто грандиозное. Но всех масштабов будущего объекта не могла нарисовать даже наша самая смелая молодая фантазия.

Я в то время был секретарем комитета комсомола, приходилось поднимать ребят и мы приезжали на субботники и воскресники на строительстве ГЭС.

На наших глазах осваивались новые территории, строились новые предприятия. У всех на слуху был заполярный Норильск – наша гордость. Особенный скачок в развитии дали шестидесятые-семидесятые годы.

Партийные органы края занимали в этой работе видное место. Когда я приехал в край, первым секретарем крайкома партии был Н. Н. Органов, но большую часть приходится на период, когда краевую партийную организацию возглавлял Александр Акимович Кокарев. Это был видный и талантливейший организатор. Эти качества он проявил еще тогда, когда работал директором комбайнового завода.

Время выбрало его не случайно. Талант организатора потребовались, когда началось строительство таких гигантов как «Сибтяжмаш», «Сибэлектросталь», предприятий Норильского региона. Да, собственно, вся территория края превратилась в огромную строительную площадку. Край был флагманом всех пятилеток, как сейчас говорят – локомотивом. И за что бы ни брались сибиряки-красноярцы, всё у них получалось. Дело ведь не только в производстве. Вспомним, движение за край высокой культуры. А сколько много делалось для развития физкультуры и спорта. На высоте были сельские труженики. Край сдавал государству до 100 миллионов пудов хлеба. Конечно, наш суровый край – далеко не хлеборобная Кубань. Но за Уралом по урожаям мы были вторыми после Алтая.

Я хорошо помню, как на пуск первого агрегата Саяно-Шушенской ГЭС приехал председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин. Глядя на Саянские отроги, он заметил:

– Какие богатства хранятся здесь! Мы бы все это давно освоили, если было бы достаточно трудовых ресурсов и финансов. Но придёт время, когда все тут будет освоено и будет служить государству!

Вот что такое наш край и Сибирь, богатствами которой, по крылатым словами М. В. Ломоносова, будет прирастать могущество Российское.

Вот почему я горжусь краем, который стал для меня родным. Горжусь людьми, с которыми работал.  Многих товарищей по партии нет в живых. Но многие ныне живущие весь свой богатый опыт партийного строительства  передают нынешнему поколению, работают в рядах КПРФ на благо края и красноярцев.

Горжусь людьми, с которыми работал. Своими делами они заслужили, чтобы их имена знала вся Россия. Я их помню, они – в моём сердце.

– Нынче исполняется 100-летие со дня рождения А. А. Кокарева. Красноярцы предлагают увековечить память об этом человеке…

– Это надо было сделать давно: хотя бы мемориальную доску открыть, может, бюст. Я вообще-то предложил бы открыть в крае аллею памяти, как это есть во многих странах, в частности, в Германии, Франции, Швейцарии и многих других. Там на одной аллее можно увидеть барельефы или бюсты руководителей государства и территории – от первого до последнего. Каждый может сказать: вот при этом человеке наша земля достигла успехов, а вот при этом были допущены недостатки. Это и справедливо и демократично. А у нас больше сносят, чем увековечивают.

Александра Акимовича я помню как строгого, но справедливого руководителя. У него было поразительное чутьё на людей. Терпеть не мог лжи и сразу распознавал ее. Когда разговаривал с ним, возникало ощущение, что он и без моего доклада все знает. Никакого секрета! У Кокарева был аналитический склад ума. Говоришь с ним, он делает записи, а потом, когда возвращаемся к этой же теме, пусть даже через год, эти записи ему помогали понять, как движется дело, или почему не движется.

Кокарев сердцем полюбил край, работал 24 часа в сутки. Никогда не был коньюктурщиком, не работал, как сейчас говорят, на свой имидж, на свою карьеру. И когда его переводили в Москву на должность министра госрезервов, он с великой неохотой принял этот перевод.

– Геннадий Петрович, Вы, как и все партийные руководители, пережили «перестройку». Когда впервые почувствовали, что в стране что-то идет не так?

– Когда Горбачев пришел к власти, в обществе и партии началась эйфория. Конечно, в стране назрели перемены, перестройка была нужна, но не такая, в какую она превратилась. Всех радовало, что пришёл молодой, энергичный руководитель. Ему хотелось верить, идти за ним. Горбачёв много ездил по стране, много выступал, много предлагал. Всё вроде бы правильно и хорошо. Но постепенно выяснялось, что все его слова оставались благими намерениями. Народ видел, что жизнь становится все хуже и хуже. В обществе росло недовольство. И когда я однажды пришел на комбайновый завод встретиться с коллективом, все в один голос спрашивали: «Это что за перестройка, кто её придумал? Что она даёт? Она не сделала нашу жизнь лучше! Обещанное не выполняется».

Не скрою: Генсек поначалу произвёл на меня хорошее впечатление. Я искренне выступал в его поддержку. Но потом стало видно, что в наших действиях начинается пробуксовка, авторитет Горбачёва резко падал.

Однажды на Пленуме ЦК КПСС секретари обкомов и крайкомов Западной и Восточной Сибири обсудили положение в стране, поделились сокровенным. Все были солидарны в оценках: «Куда идёт страна?» Мы пришли к выводу, что тут уже не просто пробуксовка, а преднамеренное разрушение партии, страны, наших идеалов, нравственных ценностей. Страну умышленно загоняют в разруху и нищету.

Почему вдруг ни с того, ни с сего один за другим стали вспыхивать межнациональные конфликты. А сколько нападок было на армию. Помню, ко мне приехала делегация Енисейской радиолокационной станции – молодые подполковники и полковники. Они выразили серьёзную тревогу: зачем хотят уничтожить уникальнейшую РЛС, такой нигде в мире не было?

Сначала, вроде планировали уменьшить радиус действия станции, демонтировав несколько этажей. Но теперь уже она уже окончательно уничтожена.

Я поехал в Москву к министру обороны, побеседовал с Горбачёвым, Шеварднадзе и окончательно понял, какой бедой может закончиться перестройка.

В те тревожные дни формировалась оппозиционно настроенная группа секретарей. Мы решили, что нужно выступить на пленуме, дать принципиальную оценку ходу перестройки. Я выступил на Пленуме и задал Горбачёву простые вопросы, которые задавали мне работники комбайнового завода, других трудовых коллективов края: «Что это за перестройка? Где можно про неё прочитать? Куда она ведёт. Или вы дрожащими руками ведёте политику страны, или делаете всё преднамеренно. Разваливается Советский Союз, уничтожают армию. Тяжба Горбачёв-Ельцин только усиливает все негативные процессы».

Мое выступление в числе других было опубликовано, и я сам не ожидал, что получу сотни писем в поддержку: писали со всех концов страны – от Владивостока до Калининграда.

В те дни такой правды в адрес Генерального секретаря никто не говорил. Но тогда между нами и начался разлад.

Горбачев раздражённо сказал: «Красноярск был моим форпостом, теперь его  для меня не существует!»

Я ответил: «Считайте, как хотите, но так дальше жить нельзя. Придёт время, и Вы сами в этом убедитесь!»

Так оно в принципе и случилось. После августовского путча мне захотелось приехать в Москву, встретиться с отцом «перестройки» и спросить: кто же всё-таки был прав.

Но мне бывшие работники аппарата, секретари ЦК КПСС сказали: «Бесполезно, он знал, что делал».

Могли мы тогда что-то изменить, предотвратить? Судите сами.

У Горбачева была своя «сотня» членов ЦК. Многие первые секретари, члены ЦК КПСС  были заменены. Они уже не являлись членами Пленума ЦК КПСС. Мы могли только выступить, высказаться, но принимать решения уже не могли. Всё решала «сотня». А то, что Горбачев пытался сдать пост Генерального секретаря – это от лукавого, чистейшая показуха!

Все видели, к чему идёт страна, но изменить уже ничего было нельзя. Что произошло дальше, известно. Он вёл дело к путчу.

– Кончилось августом 1991 года… Ваши сослуживцы вспоминают, что в те трагические дни вы как капитан последним покинули гибнущий корабль. Постарались сделать всё, чтобы все работники аппарата были трудоустроены.

–  Аппарат крайкома КПСС насчитывал 155 человек – сравните с численностью иных нынешних контор! – о каждом надо было позаботиться. Мне выделили маленький кабинет на первом этаже, начались трудные будни. Но все до единого человека получили новую работу. А вот о себе как-то и не думал. Рассчитывал: что-нибудь предложат. Прошло месяца полтора. Спросил, как со мной, и услышал в ответ: «Ничего нет, трудоустраивайся сам!»

Стало ясно: меня просто боятся принять на работу –  как бывшего первого секретаря. Накал антикоммунизма в те дни достиг предела. Время проверяло, кто есть кто. Местное отделение «Демократической России» подало на меня в суд за то, что на Пленуме ЦК критиковал Ельцина. Вчерашние, казалось бы, соратники, увидев меня на улице, переходили на другую сторону, чтобы руки не подавать. Было очень сложно и очень тревожно. Но и в такой ситуации свет не без добрых людей. В Москве было создано международное акционерное общество «Кузлитмаш», объединяющее предприятия в республиках бывшего Союза. В Красноярске открыли филиал – «Енисейкузлитмаш», директором которого я и стал.

– Геннадий Петрович, какими Вам запомнились дни августа 1991 года, когда объявил о себе ГКЧП?

– Скажу как на духу – сейчас нечего скрывать, некого бояться…Что поразительно, как только начался этот «Танец маленьких лебедей», ни одной телеграммы, ни одного звонка из Москвы не поступило! Что делать, как себя вести? На эти вопросы не было ответа.

Я и сам сколько ни пытался дозвониться до ЦК – не то, чтобы с Шениным, с инструктором переговорить не удалось. Тогда собрались члены бюро крайкома, руководители силовых структур и договорились: надо обеспечить порядок на территории края, не допустить столкновений, провокаций, беспорядков, поджогов и других чрезвычайных ситуаций. Все было сделано для того, чтобы предприятия работали в прежнем режиме.

На высоте оказались многие партийные организации, которые оставались в строю, как говорится, до последнего патрона. Но, повторю, до последнего дня мы так и не получили из Москвы никакой информации о ситуации в стране. Потом оправдались предположения: Горбачёв сам написал сценарий августовского путча, по которому он в любом случае выходил бы победителем. Закончился бы ГКЧП успехом, он убирает Ельцина – и на белом коне. Вышел второй вариант: Горбачев стал победителем ГКЧП.

– Геннадий Петрович, вот уже несколько недель при крайкоме КПРФ работает совет старейшин, который Вы возглавляете. Какие надежды Вы возлагаете на этот орган?

– Подобный совет создан при ЦК КПРФ и работает он уже 10 лет. Просто мы долго изучали и присматривались: нужен ли нам такой совет. Решили: надо! В январе создали и назвали совет старейшин. Тот, что при ЦК, называется Консультативным советом, но суть одна. Мы назвали совет старейшин так как посчитали, что в этом названии больше отражена суть: объединены люди с большим опытом работы, люди знатные. Да и потом отношение у людей, у коммунистов совсем другое. Все-таки Консультативный совет – несколько административная структура. И в том, что Совет появился, нет ничего удивительного: он создан в соответствии с Уставом КПРФ. Задачи у нас очень большие, и я бы сказал, многогранные.

Во-первых, это оказание практической помощи краевому комитету партии, его бюро, секретарям крайкома. Помощь эта должна адресована организационно-партийной работе. Члены совета – люди, прошедшие большую жизненную школу, партийно-политическую школу. Они хорошо знают организационно-партийную работу.

Во-вторых, это работа с молодёжью, рост партийных рядов.

Мы начали проводить встречи с молодёжью, студенчеством, комсомольскими организациями. Ясно, что такие встречи надо проводить чаще, идти в школы, техникумы, университеты.

Важным должно стать идеологическое направление нашей работы. Тут особенно есть где приложить силы. Потому что до сих пор, к сожалению, тянется негативный шлейф после пресловутого путча в августе 1991 года, который скомпрометировал партию.

Роль старшего поколения в этом деле трудно переоценить, потому что нам есть с чем сравнить нынешние будни, которые в условиях кризиса становятся всё безрадостнее. Радует то, что несмотря на антикоммунистическую пропаганду критично оценивать нынешние «ценности» начинает молодёжь, она всё больше интересуется советским прошлым и советским опытом.

Постоянное внимание мы должны обращать нашим союзникам –  ветеранским и женским организациям.

Разработано положение о совете, оно утвержден на пленуме крайкома КПРФ.

Первые месяцы нашей работы, первый опыт убеждает, что мы на правильном пути. Совет нужен, и он работает! Сегодня подобные структуры создаются в районах и городах края. Когда эта работа будет завершена, проведём семинар, детальнее определим задачи и направления совместной работы.

– Геннадий Петрович, в числе других направлений Вы упомянули работу с молодёжью. Удаётся ли найти взаимопонимание между  поколениями, тем более, что и молодёжь, согласитесь, сегодня не такая, как в советское время…

– Ничего удивительного. Эта проблема присуща всем временам, разным эпохам. Самый простой и близкий пример: мы в своих семьях, как только начинали взрослеть, начинали думать, что уже имеем право сказать слово. Так что это естественный процесс. Но в нынешней России у него своя специфика, рождённая развалом партии, Советского Союза. Вместе с ними разрушены комсомольская и пионерская организации. Не стало всех ступеней становления личности. Образовался вакуум. Начали строить какое-то непонятное общество  с неясными целями. Самой ясной идеологией стала идеология выживания, и молодёжь это уяснила раньше других.

В результате в среде молодых – распущенность, разрушенная государственность. Наступил хаос, в котором молодёжь, предоставленная сама себе, стала самоорганизовываться:  кто-то пошёл в бандитские группировки, кто-то в бизнес, который трудно назвать бизнесом, потому что там царит система «купи-продай».

Но все зависит от нас, как мы найдём дорогу к молодым.

Я недавно шел  по улице и увидел группу молодых девушек. Сидят пивко попивают.

Подошёл к ним и говорю: «Мои хорошие, мои красивые! Неужели вам это нравится? Не заботитесь о своём здоровье, забыли, что вы – будущие мамы».

«Ну и что такого? Подумаешь, по бутылке пива выпили!»

Но мы долго говорили, и всё же пришли к выводу: молодым сегодня некуда пойти отдохнуть, –  развлечений много, но весь досуг связан с алкоголем. Самое простое – посидеть с бутылкой пива.

Девушки согласились, что такой образ жизни – мягко говоря, не красит никого.

Замечаю и по другим эпизодам, что в молодёжи нарастает недовольство, несогласие с тем, что происходит в обществе.

Это показали мои встречи в вузах.

Разговариваешь с ребятами и видишь: они пока не в полной мере сознают, что их ждёт в будущем. Для многих недоступно обучение в институте. Но и у студента нет гарантии, что, получив диплом, он будет работать по специальности. Заявок нет, рабочие места в условиях кризиса сокращаются.

В такой ситуации надо поддержать молодых, вовремя подать руку.

Кто это сделает, если не мы? Ведь молодёжь – наше будущее. Это понимают и другие силы, борются за умы и сердца поколения. Посмотрите, как это стала делать Православная церковь с приходом патриарха Кирилла! Я, не конечно, это не осуждаю, но и нам нельзя оставлять молодых наедине с их проблемами.

К сожалению, у нас о том, что надо идти к молодёжи, только говорят. Наша комсомольская организация малочисленна. Почему не растёт? Ведь в нашей партийной организации – более четырёх тысяч членов. Если бы каждый поработал и привёл бы под знамёна СКМ хотя бы одного молодого человека – был бы результат. Конечно, это кропотливая работа. Но кто её выполнит за нас?  Наш совет не будет оставлять это направление вне поля зрения.

Надо биться за каждого молодого человека, за будущее своей страны.

Беседовал Александр КОЗЫРЕВ.